Фрязинцы поделились воспоминаниями о своих матерях

– Мама моя, Евгения Васильевна, родилась и выросла на Украине, в многодетной семье, полжизни провела в глухом селе Озеро. Когда я пошёл в первый класс (это были 60-е), там даже электричества не было, учились мы под лучиной. Окончила мама всего 4 класса, была впечатлительной, очень любила животных, поэтому пошла в доярки. Мы с сестрой постоянно бегали к ней на ферму, нам нравилось смотреть, как мама доит коров. Доили тогда вручную. С 4 утра начинали работу, вечером заканчивали. Садика у нас не было. Отец (он был главный и единственный ветеринар округа) находился постоянно в разъездах. И я целые дни проводил с мамой на ферме. В плане учёбы мама была очень строгая. Если я не так что-то писал, могла порвать тетрадь. И даже если это было в конце тетради, заставляла переписывать от начала и до конца – всё по новой. Помню, в первом классе я шёл в школу, а впереди – девочка. Она поскользнулась и упала, и сказала, что это я её толкнул. Мама пришла в школу и поставила меня в угол! Мне так было обидно – не потому, что меня наказали при всех, а потому, что наказали за то, чего я не делал! Руководство колхоза, зная о хороших математических способностях мамы, отправило её учиться дальше. По окончании техникума предложило должность бухгалтера. На пенсию она уходила как главный бухгалтер молокозавода районного центра, куда через несколько лет перевели работать отца. Одна из самых важных ценностей, которые мама нам прививала, – уважение к старшим. Она считала недопустимыми упрёки или обиды в их адрес, чтоб голос на них повысить. С любовью и самоотдачей заботилась о тех, кто рядом. Очень вкусно готовила! От двух её блюд – булочек и украинского борща – я не мог отказаться никогда, даже если был сыт! И даже когда уже офицером был, борщ и булочки уплетал только так! Нас с сестрой мама тайно крестила. Она сама была верующей всю жизнь и оставалась таковой даже при советской власти, несмотря на повсеместную атеистическую пропаганду. А когда церкви стали открывать, вместе с отцом пошла петь в церковный хор. И пела там до последних дней. Вспоминаю я её часто. Вроде не обижал, но иной раз, бывало, отвечал как-то неласково – и вот за эти случаи корю себя до сих пор.

– Мама моя, Мария Александровна, родилась в 1903 году в деревне Скоморохово Вологодской области. Семья её была большой, зажиточной, но работать все дети начали рано. Выйдя замуж, мама так и осталась в деревне, была домохозяйкой, но при этом ещё и в колхозе работала. Окончила мама всего один класс, но всех детей своих (нас у неё родилось восемь) научила читать и писать. Яслей не было. Старшие дети смотрели за младшими. Мама много знала рассказов, сказок. В доме нашем была большая русская печка. Помню, заберёмся на неё, ляжем возле мамы, она нас всех старается обнять и рассказывает разные интересные истории. Папа был строгим. Прошёл войну. Говорил маме часто: «Не слушаются тебя дети! Накажи их!» А мама (она очень нежной была) отвечает: «Да ладно тебе!» И не наказывала. И ему не позволяла нас ругать, всегда защищала. А мы набедокурим, потом залезем с головой под ватное одеяло – спрячемся, а она ладошкой вроде как похлопает – потихоньку так, больше гладит: «Да-да, наказала!». Никакого ремня, никакого угла не знали. Всегда добрая, всегда аккуратная. И нас к аккуратности приучила. Такая чистота у нас всегда в доме была! Полы – белые, некрашеные, из струганой доски. Мы их натирали постоянно. И в деревне маму уважали. Никогда она ни с кем не скандалила. И даже если кто-то с кем-то склочничал, старалась обе стороны примирить, и сама лишнего, пустого или грубого слова не говорила. Лет в 14-15 мы, дети, один за другим разъехались. Но всегда с большой радостью, уже со своими семьями, приезжали в родное гнездо, к маме на Вологодчину.